…

Дымной тенью, тонкой болью

С явью сон непрочно сшит…

Привкус горечи и соли –

Одинокий воин в поле

За судьбой своей спешит.

Словно бы неторопливый

Мерный бег, широкий мах.

Птица стонет сиротливо,

Тускло вспыхивает грива,

За спиной клубится прах.

Бесконечен щит небесный,

Безвозвратен путь земной –

Обречённый и безвестный…

Голос ветра, голос бездны,

Голос памяти иной.

Воин в поле одинокий,

Дымный морок, млечный след…

Гаснут сумерки и сроки,

В омут времени глубокий

Льёт звезда полынный свет.

Июнь 2010.

***

…так ведь меня могут спутать с теми , кто пишет о розах

и бабочках…

высказывание в сети.

Да, я буду писать о бабочках и цветах

Всем смертям и войнам назло – обязательно буду,

Потому что мне не пройти через боль и страх,

Если не пронесу их в себе повсюду.

Да, я буду писать о них, потому что они – хрупки,

Потому, что их мужество много больше, чем наше…

Лёгкие крылышки, тонкие лепестки –

Целый мир, что мудрее людей и старше.

Буду писать, потому что без нас без всех

Жизнь обойдётся, а вот без них - едва ли.

Попросту треснут, расколются, как орех

Планы, амбиции, прочие «трали-вали».

Потому, что когда не станет «своих» и «чужих»,

И сквозь горький стыд и недоуменье

Мы возвратимся, то снова увидим их.

И разглядим вечность внутри мгновенья.

Февраль 2015

***

И поставили памятник Анне напротив тюрьмы,

Чтобы вновь ей смотреть на сырые кирпичные стены,

Где окошки прищурились, полные дремлющей тьмы

И притихшего лиха, таящегося среди тлена.

О, как холодно здесь! Ленинградскую серую гарь

Разрывают ветра и бросают прохожим навстречу.

О, как сердце болит! Лишь бывалый острожник-январь

Посыпает колючим снежком угловатые плечи

И поёт монотонно… А время сжимает кольцо,

То свинцом угрожая, то лязгая цепью железной.

Но ведь кто-то же должен стоять, повернувшись лицом

К неизбывному страху, готовому хлынуть из бездны.

Февраль 2015.

Смерть Хосе Рисаля*

Он разворачивается в паденьи:

Плечи,

пробитая грудь,

живот…

Подгибающиеся колени

Гасят резкий толчок вперёд.

Но сквозь вспышку горячей боли,

Сквозь наваливающийся мрак

Невероятным усилием воли

Он в развороте делает шаг.

И напряжённо звенят мгновенья,

Медля обратный начать отсчет,

Время сжимается.

Он

в паденьи

Разворачивается на восход.

И разворачивается планета,

Вся нашпигованная свинцом.

Жизнь.

Вселенная.

Бездна света.

Запрокинутое лицо.

*Хосе Рисаль – филиппинский поэт, врач, философ, общественный деятель, революционер. Расстрелян в 1892г за участие в подготовке антииспанского восстания. Был поставлен спиной к расстрельной команде. После залпа сумел развернуться, чтобы упасть лицом вверх.

Декабрь 2014

Не копи барахла. Ты немного удержишь в руке.

От погони, к тому же, вернее уйдёшь налегке.

И запомни ещё то, что я повторяла не раз:

Ни одна из вещей никогда не заплачет о нас.

Одевайся лишь в чистое – мы ведь не знаем с тобой,

И не знает никто, когда примет последний свой бой.

В Бога веруй, и кланяйся только Ему одному.

У людей не проси. Подрастёшь – сам поймёшь, почему.

Если надо – дерись до конца. Но лежачих не бей.

Уважай всех крылатых – ворон, воробьёв, голубей.

И зверей уважай – помни, что и у них есть душа,

И всегда за душой – что у них, что у нас – ни гроша.

И ещё: если сможешь, стихом никогда не греши –

Всё в бумагу уходит. Очнёшься, вокруг - ни души.

Лучше просто живи, не жалея ни сил, ни огня…

По родительским дням поминай, если вспомнишь, - меня.

янв 2014.

Подари мне ещё десять лет,

Десять лет,

Да в степи,

Да в седле

В. Соснора « Обращение ».

***

Всё спокойней, ровнее и тише

Дышит полдень, и, солнцем прошит,

Сизоватый бурьян Прииртышья

Под копытами сухо шуршит.

А каких я кровей – так ли важно

Раскалённой степной синеве…

Голос резок, а песня – протяжна,

И кузнечик стрекочет в траве.

Ни друзей, ни далёкого дома –

Только стрекот, да шорох, да зной.

Без дорог за черту окоёма

Седока унесёт вороной.

Бросить повод, и руки раскинуть,

И лететь, и лететь в никуда –

Затеряться, без имени сгинуть,

Чтоб – ни эха, и чтоб – ни следа.

Вот я, Господи, - малая точка

На возлюбленной горькой земле,

И дана мне всего лишь отсрочка –

Десять жизней – в степи и в седле.

- Вы, доктор, свободны и можете нынче уйти.

Здесь небезопасно – я добрый даю вам совет.

Солдаты озлоблены, знаете. Как ни крути,

А всякое может случиться…

Ну, что значит – нет?

Вам в этом семействе, простите, какая печаль?

Как будто вы не понимаете, в чём их вина…

Мальчишка, девицы… Поверьте, мне тоже их жаль.

И мальчик болеет, увы. Но ведь это – война!

На что вам они? Они к этому сами пришли.

Погибнуть зазря вместе с ними – да это же бред!

В конце концов, вы для них сделали всё, что могли,

Вам не в чем себя упрекнуть… Почему, доктор, – нет?

Не здесь, а в столице вы стольким сегодня нужны.

Но время идёт… Говорю вам: бегите же прочь!

Скажу откровенно: они тут все обречены.

Послушайте, доктор, кому вы хотите помочь?

Не делайте глупостей! Вы же ведь сами – отец!

Я не гарантирую… Я за вас, доктор, боюсь.

Там – жизнь и свобода. А здесь… Здесь один всем конец.

Вы разве не поняли?

– Понял.

– И что?

– Остаюсь.

Ноябрь 2017.

***

Лишь вечер выйдет за порог,

И щёлкнет ключ в замке -

Серебряный единорог

Спускается к реке.

И еле слышно в лунный щит

Ладонью бьёт волна,

И ветер кожу холодит,

И длится тишина.

И напряжённее струны

Дрожит воздушный мост,

Сияют, в гриву вплетены,

Лучи далёких звёзд.

Мерцает серебристый свет,

Стекая по спине,

И свет иной ему в ответ

Вздыхает в глубине.

Плывёт воздушный хоровод,

Струится млечный ток…

Он в воду медленно войдёт.

И сделает глоток.

И в вышину протянет взгляд,

Пронзая звёздный прах,

И капли света зазвенят

На дрогнувших губах.

И полетит высокий звон

В чужую ночь, во тьму,

Чтоб улыбнулся ты сквозь сон

Неведомо чему.

Май 2005.

***

Земляника во рву

Меж разморенных солнцем камней -

Раздвигая траву,

Я, как ветка, склоняюсь над ней.

Пулемётным свинцом

Время скосит меня – ну и пусть.

Помертвевшим лицом

В земляничную россыпь уткнусь.

Недописанный стих

Обречённо вздохнёт у плеча…

На ладонях моих

Земляничная кровь горяча.

Июль 2006

***

Получив от судьбы приблизительно то, что просил,

И в пародии этой почуяв ловушку, издёвку,

Понимаешь, что надо спасаться, бежать, что есть сил,

Но, не зная – куда, ковыляешь смешно и неловко.

Вот такие дела. Обозначив дежурный восторг,

Подбираешь слова, прилипаешь к расхожей цитате.

Типа «торг неуместен», ( и правда, какой уж там торг!)

Невпопад говоришь, и молчишь тяжело и некстати.

А потом в серых сумерках долго стоишь у окна,

Долго мнёшь сигарету в негнущихся, медленных пальцах.

Но пространство двора, водосток и слепая стена

Провисают канвою на плохо подогнанных пяльцах,

Перспективу теряют и резкость, и странно - легко

Истончаются, рвутся, глубинным толчкам отвечая…

И вскипает июль. И плывёт высоко-высоко

Над смеющимся лугом малиновый звон иван-чая.

Июнь 2009

Памяти Муси Пинкензона

Вздрогнула скрипка у мальчишеского плеча.
Офицер, прищурившись, смотрит на скрипача.
Офицер доволен: расстрел обещает быть
Даже забавным… Он успеет убить.
..О, в этих скрипках всегда такая печаль...
Он позволит музыке прозвучать.

Мальчик, не медли, сыграй что-нибудь! Поспеши!
Ну же, сыграй для сентиментальной души –
Что-нибудь нежное для немецкой души…
Он же сказал:
Понравится – будешь жить.

Что ты можешь, мальчишка, - маленький, как сверчок!..
К подбородку взлетает скрипка, к небу – смычок.
Самое главное – не опускать лица:
Мёртвых не видеть – матери и отца.

Ну же, сыграй ноктюрн, не сходи с ума.
Но горячей молитвы, мощней псалма
Словно взрывает пространство перед тобой:
…это есть наш последний
                                                        и решительный
                                                                                             бой!..

Это есть наш последний бой, наш последний – на землю – взгляд.
Дёргается в конвульсиях автомат,
Хриплым лаем захлёбывается другой.
…это есть наш последний и решительный бой!..

Это есть наш последний – разорванной грудью – вдох.
Он так глубок, что в него умещается Бог –
Бог, так похожий на твоего отца.
Смерти нет.
Есть музыка –
без конца.

Июль 2017

***

Что остаётся, если отплыл перрон,

Сдан билет заспанной проводнице?

Что остаётся? – Казённых стаканов звон,

Шелест газет, случайных соседей лица.

Что остаётся? – дорожный скупой уют,

Смутный пейзаж, мелькающий в чёткой раме.

Если за перегородкой поют и пьют,

Пьют и поют, закусывая словами.

Что остаётся, если шумит вода

В старом титане, бездонном и необъятном,

Если ты едешь, и важно не то – куда,

Важно то, что отсюда, и – безвозвратно?

Что остаётся? – Видимо, жить вообще

В меру сил и отпущенного таланта,

Глядя на мир бывших своих вещей

С робостью, с растерянностью эмигранта.

Что остаётся? – встречные поезда,

Дым, силуэты, выхваченные из тени.

Кажется – всё. Нет, что-то ещё… Ах, да! –

Вечность, схожая с мокрым кустом сирени.